В «федоровских» нательных крестах ощущается сакральность. Юрий Федоров - специалист по религиозной символике, человек с мудрым взглядом на обычные вещи. ИНТЕРВЬЮ.
Казалось бы, дело всего лишь в умелом сочетании материалов - золота и серебра. Но, вникнув суть, понимаешь, в изделиях этого мастера удивительным образом ощущается сакральность, глубина веков, связь с сокровенным и самым главным. Нательные кресты и иконки этого мастера больше, чем просто изделия. Поражает их цельность. Художник тонко чувствует границу сакрального и мирского. Он искренне верит в Бога и создает свои работы, как он говорит, движимый благодатью Святого Духа.
Познакомившись с Юрием Федоровым - автором всеми любимых шедевров ювелирного искусства, понимаешь, этот человек не только специалист по религиозной символике и талантливый мастер, но и яркая личность, философ с православным мировоззрением и мудрым взглядом на обычные вещи.
«Без любви совершить истинное познание невозможно. Этому учит христианство и церковное искусство».
Справка «УНИАН-Религии»
Юрий Федоров родился 28 сентября 1953 года в Ленинграде. Иконной мелкой пластикой занимается с 1979 года. С 1996 года создает нательные кресты, образки, складни. Его коллекция постоянно экспонируется на православных и ювелирных выставках в России и за рубежом. Работы мастера неоднократно отмечались почетными дипломами. Юрий Федоров продолжает исследования в области церковного искусства и ставрографии, результатом которых являются его работы.
Юрий Анатольович, есть ли среди Ваших работ изделие, которое, по-вашему, особенно удалось, которым Вы гордитесь?
Нет, нет, нет, я ничем не горжусь. И я никогда не делаю того, что не было бы мне близко. Это мой основной принцип. Пока я не готов что-то делать - я этого не делаю. Потому что неизвестно, результат принесет пользу или вред. Часто наша мирская деятельность приносит больше вреда, чем пользы. Люди не задумываются, что они делают.
ПРАВОСЛАВИЕ НЕ ДОКАЗУЕТСЯ, НО ПОКАЗУЕТСЯ.
Как Вы пришли к вере? Кто Вы по образованию?
К вере я пришел именно через церковное искусство. Хотя я с детства был крещенным. Это было в 1953 году. Но церковную жизнь не вел. Изучая древнее церковное искусство, открываешь удивительные истины, обретаешь смысл жизни. Живя в сегодняшнем виртуальном мире, человеку необходимо иметь абсолютные истины, абсолютные критерии.
Я физик по образованию, мой ум достаточно рационален. На самом деле это многим людям мешает. Потому что рационально можно объяснить все что угодно.
В мире не существует абсолютных истин. А в христианстве они есть.
Мне как художнику ближе именно церковное искусство. Это часть предания, богословие. Ментальность сакральной и гуманитарной культуры совершенно разная. Мы живем в гуманитарной культуре. И наше сознание, и познание рационально. А в сакральной культуре познание было символично. Оно проходило через сознание, и символ нес энергию первообраза, который он символизировал. Духовный мир присутствовал в символах. Это более глобальный способ познания мира.
Задача искусства - показать то, что нельзя высказать. Есть вещи, которые невозможно рассказать. Православие не доказУется, но показУется. Конечно, прежде всего, аскетической жизнью святых отцов. Но, в тоже время, показУется через богослужение, церковное искусство, через все абсолютные истины, которые Церковь являет в этот мир.
А возрождение духовности - это практика. Это опять к тому, что не доказУется, а показУется. Это надо больше читать Святых отцов, изучать их опыт. Угасание духовности в России идет с XVII века, после раскола, Никоновских реформ. На Западе угасание пошло ещё раньше. Но и сегодня есть святые люди, этого не уничтожишь.
ИТАЛЬЯНЦЫ ПРИШЛИ К ПРАВОСЛАВНОЙ ИКОНЕ, И ГОВОРЯТ: «ЭТО ТО, ЧТО МЫ УТРАТИЛИ ТЫСЯЧУ ЛЕТ НАЗАД…»
На международной конференции «Народная икона в современном мире», в Петербурге, в позапрошлом году, присутствовало много зарубежных иконописцев. Я думал, это православные иконописцы, а оказалось - это католики! Итальянцы-католики, они пришли к православной иконе, и с восторженными детскими глазами говорят: «Это то, что мы утратили тысячу лет назад…». Они пытаются возродить и вернуть икону в католический храм. То есть, это подвижники.
Тогда один из их иконописцев, монах, сделал такие удивленные глаза, и сказал: «Как? Вы же наши учителя! Это у нас проблемы, потому что в католическом храме нет икон». Месса не связана с иконами, как наша литургия. Так что мы их немножко разочаровали.
Но, наверное, еще больше - когда они узнали о некоторых авангардных поисках, которые сегодня существуют… Но, это просто смешно! Сидеть на сокровище, обладать этим сокровищем и заниматься авангардными поисками, которые просто говорят о тщеславии художника. О желании показать своё «я». «Я так вижу!» Это вообще немыслимо в церковном искусстве.
Канон не ограничивает церковное искусство. Но это тот стержень, скелет, на котором всё держится. Скелет это ещё не живой человек, но мы можем отличить скелет человека, от скелета обезьяны.
Если есть дух, всё начинает оживать, жить и развиваться в удивительном многообразии. Когда всё скреплено духом, всё становится каноничным.
К примеру, византийское искусство. Если на него смотреть мирскими глазами, оно достаточно апокалиптично: сплав античности, различных восточных культур - в элементах, орнаментах, чего там только нет… Но удивительно и просто чудо какое-то – там пребывает дух, он всё скрепляет, освящает.
Несколько лет назад, изучая кресты, я сравнивал западный вариант и наш, и с удивлением заметил: очень многие формы просто взяты с Запада. Но в тоже время, это православные кресты, там присутствует православный дух. То есть в людях был ещё настолько сильный дух, который мог это переплавить, освятить.
Говоря о православных крестах, я считаю, период, когда мы действительно что-то делали – это XVII век. XVIII век был уже переходным.
Если в христианском искусстве пребывает Дух Святой, тогда начинается творчество. На мой взгляд, творчество возможно только там, где есть Бог. Потому что Творец - один Господь. Человек может быть творцом только по благодати, в силу синергии, слияния с Богом.
Если человек соединяется с Богом, каким-то чудесным образом происходит творчество. Кстати, это происходит и в светском искусстве. Настоящий художник - в ком осталась детскость, чистота. Вдруг он открывается. И ему непонятно как это происходит. Вдохновение приходит, когда он каким-то уголочком вдруг прикоснулся к Богу. И ему даётся. Но так как человек не воцерковлён, он не понимает сути произошедшего, воспринимает это на свой счет.
Для человека церковного это совершенно понятно. Господь приходит по нашему смирению, когда затихают наши страсти, в тишине, когда тихий ветерок, шелест листьев… И ещё, как говорил Христос: «Ибо сила Моя совершается в немощи». Пока ты немощен - ты силён.
Это сложно понять, но это действительно так. В полный сосуд нельзя ничего налить. Если ты наполнен своим: «Я такой художник… я, я, я»… Всё! Тогда уже больше ни о каком вдохновении можно не говорить. Свыше уже, даже если будет литься, будет выливаться через край. Но когда ты очищаешься, успокаиваешься…
Я 35 лет занимаюсь церковным искусством. Есть личный опыт, что-то читал и могу подтвердить, что истина, а что нет.
Всегда очень боишься прелести. Потому что любому художнику свойственно обмануться. Потому что прийти может не от Бога, а совсем с другой стороны.
Это нужно уметь отличать.
В этом помогает воцерковлённость, появляются абсолютные критерии. Часто под видом вдохновения к художнику приходит ну совсем не от Бога, а он думает, что…
В древности было просто: что от Бога - то красиво, что от бесов - то прелестно. У нас сегодня почему-то больше прелестного, чем красивого.
Кто Вас благословил на создание православных крестов?
Около семи лет моим заказчиком был митрополит Ленинградский и Новгородский Антоний (Мельников). С 1979 по 1986 год (год кончины. – Авт.) владыка приобретал все мои работы. Его наставления носили ограниченный характер, он давал мне много свободы. Подарил Библию, молитвенник и всё необходимое.
Нет, духовником он не был. Чаще со мной общался викарный священник. Когда я ощущал: "Боже мой, я ведь ничего не знаю, ничего не умею, от Бога совершенно далёкий человек". Но первый раз коснулась немножко благодать - и вот я уже выполняю заказы.
В СВОИХ РАБОТАХ ИСПОЛЬЗУЮ ТОЛЬКО САКРАЛЬНЫЕ ФОРМЫ
То есть Вы не делали крестов до того момента? Помните свою первую работу?
У меня всегда было между физикой и лирикой: я рисовал, вырезал из дерева, работал с металлом. Это было хобби.
В какое-то время меня поразили древние предметы иконной мелкой пластики. Я смотрел мирскими глазами и думал: «Насколько примитивно сделано… Да я мог бы лучше». Но с другой стороны думаю: «А что за силище такая идет?» Начинал ощущать мощную удивительную энергию от этих предметов. И эта загадка меня подтолкнула. Вначале это было любопытство, захотелось повторить. Начал повторять, пытаться сделать копию.
Когда Вы воссоздавали древние православные кресты, тоже чувствовали удивительную энергию?
Нет! Я чувствовал именно от настоящих, от древних. Когда я сделал свое - я ничего не почувствовал. Это было хорошим мне уроком. Хотя я видел, вроде бы не так уж и плохо сделал, нормально.
В чём секрет успеха ваших работ? Вот это сочетание золота и серебра, сама форма…
Ну, это чисто художественный приём…
Все верно. Потому что в работах я использую только сакральные формы. Только те, которые проверены веками. Я претворяю свою работу изучением. Изучаю кресты очень давно. В 2000 году по благословению Патриарха Алексия II написал книгу «Образ креста», посвященную истории и символике нагрудных крестов.
Эта книга стала полезным пособием для церковных художников.
В ЦЕРКОВНОМ ИСКУССТВЕ СЕГОДНЯ ПРИСУТСТВУЮТ ТЕХНОЛОГИИ ФРАНКЕНШТЕЙНА
Сегодня рынок православных ювелирных изделий довольно разнообразен, но соблюдают ли мастера каноничность?
О чем я сегодня переживаю: часто идет разрушение форм. Вот когда ты начинаешь соединяться с формой, впитывать, ощущать просто всем своим нутром, тогда она становится присуща тебе. Она становится твоей, потому что это наше общее достояние. Вначале нужно полюбить, потом соединиться – это и есть познание в христианском смысле. И тогда ты уже в состоянии что-то воспроизводить.
Когда же познание идет со стороны, нет понимания сути, идет невольное искажение формы, уродование. Это как клонирование человека, искусственное создание.
Сегодня в церковном искусстве чаще присутствуют технологии Франкенштейна, их очень сильно провоцируют компьютерные технологии. В них отсутствует духовный момент соединения, внутреннего ощущения формы. В древности все эти формы были глубоко сакральными. Символы давались свыше и были близки всем народам.
Мне всегда очень интересны этнические украшения и культура разных народов. Начинаешь понимать, что есть много общих моментов. Но другое дело, в зависимости от религии, какие-то формы наполняются одной энергией, какие-то другой. Совершенно разные, но всё равно можно ощутить ту сакральность. В отличие от мирских профанных вещей, которые фактически созданы для того, что бы их не видели, а сканировали.
Я все время возвращаюсь к понятию символов. Сама этимология слова подразумевает соединение, слияние. Символ всегда нёс энергию первообраза, он был соединён с первообразом. И человек, воспринимающий его, соединялся с символом. И через него соединялся с первообразом.
Так вино на химическо-молекулярном уровне остаётся вином, а хлеб - остаётся хлебом. Но Христос в причастии истинно присутствует, присутствует энергия, он в этом вине, хлебе…
МЫ НЕ ХОТИМ МЕНЯТЬСЯ. МЫ ПРОСИМ: «СПАСИ И СОХРАНИ». СО ВСЕМИ НАШИМИ ГРЕХАМИ ХОТИМ СПАСТИСЬ.
Современному человеку бывает очень сложно это правильно понять. Он пытается понять рационально, интеллектуально.
Кстати «символ» – это единение, слияние. Антоним слова «символ» - «дьявол» - разъединяющий.
И та же самая этимология в латинском слове «интеллектус» - то, что разделяет. Потому что современному познанию нужно разделить всё на части и каждую часть изучить.
Это даже у Гетте в «Фаусте»: «Живой предмет желая изучить, чтоб ясное о нем познанье получить, ученый прежде душу изгоняет, затем предмет на части расчленяет. И видит их, да жаль: духовная их связь тем временем исчезла, унеслась!» Такой вот способ познания.
Но тогда пропадает связующее, дух, который связывает всё мёртвое и оживляет всё мёртвое. Это очень тонкие моменты.
На мой взгляд, сегодня современному человеку важно изменить своё сознание. Мы часто забываем, что слово «покаяние» в переводе с греческого – «перемена ума». А мы не хотим меняться.
Мы просим : «Спаси и сохрани». Со всеми нашими грехами мы хотим сохраниться. А это невозможно. Потому что Бог не в состоянии будет нас всех спасти. Это протестанты считают, что каждый человек спасается, достаточно верить - и всё.
Мы забываем, что у нас есть свобода воли. И Бог её не может нарушить. Если мы не изменим свою волю, сознание, то ничего не произойдёт. Мы будем себя обманывать и заниматься театром. Понятие Церкви, апостольское определение – мистическое Тело Христа. Мы все должны соединиться в это Тело, стать клеточками, и тогда кровообращение станет Христом в нас. И мы получим вечный источник энергии, вечную жизнь. Когда мы будем к этому Телу принадлежать.
Но чтобы принадлежать к этому Телу, есть ещё одно слово – «соборность». По-гречески оно звучит «кафаликус». Этимологиия подразумевает, что часть должна обладать полнотой целого. Модель тела Христова легко понять. Клеточка должна иметь тот же набор ДНК и тогда она будет соединяться. Если она не имеет этого набора ДНК, то пришивай орган, не пришивай - он отторгается, он чуждый и не происходит обмена.
Важно понять эти глубинные, основополагающие вещи, на которые мы почему-то стараемся не обращать внимания. Они не сложны, но другое дело выполнить, а это практически невозможно.
Невозможно было во все времена.
Да, во все времена, но когда человек это будет знать и хотя бы пытаться сделать, у него будет состояние греховности, немощи, которая необходима для того, что бы стать сильным.
Тогда Господь сможет его спасти, Он с радостью спуститься. Именно в этом случае, понимаете. Потому если мы не идём на встречу, Он будет только страдать и мучиться, наблюдая за нашими действиями, за спектаклем.
Это касается всех областей - и церковной жизни, и церковного искусства.
Беседовала Анна Горпинченко, "УНИАН-Религии".
Над расшифровкой аудиозаписи работала Елена Царан.