“Зеркало недели” Информация о том, что столичные архитектурные памятники — Киево-Печерская лавра и Софийский собор — могут быть удалены из списка ЮНЕСКО, прошла по новостным лентам как бы фоном: что такое ЮНЕСКО, для чего оно и как расшифровывается, знает мало читателей/зрителей. А то что памятники приходят в упадок — причем не от нехватки средств, а наоборот, от избытка оных (у застройщиков, например) — стало общим местом для нашей новейшей истории.
Однако ситуация вокруг Киево-Печерской лавры несколько интереснее, чем обычный сюжет разрушения памятника. Поскольку речь идет не о памятнике «в чистом виде», а о территории, на которой скрестились самые разнообразные интересы — интересы власти, церкви, музейщиков, киевской общины.
Последние события придают новые черты этой давней борьбе. Теперь это «президентский» храм. Духовный оплот первого лица в до сих пор несколько чуждой ему столице. Его поддержка — не только духовная, но и политическая. На этом представительном фоне ЮНЕСКО и национальные интересы в области охраны памятников бледнеют. Для нашей власти сочетание «национальные интересы», по крайней мере, в гуманитарной сфере, — что-то из области художественной литературы. Которую они не читают.
Руководство УПЦ в целом и монастыря в частности не скрывает того, что в сложившихся условиях рассчитывает на «восстановление справедливости» в виде как можно более полного возвращения имущества церкви. И можно не сомневаться, что в списке этого имущества Киево-Печерская лавра занимает первое место. О том, что монастырь полностью передадут — под тем или иным соусом — говорят нынче почти без тени сомнения. Не придется даже чего-то выдумывать: есть русский опыт, где церковь взамен гарантирует государству лояльность, поддержку его инициатив и использование своей идеологической и мобилизационной мощи в унисон власти.
Что касается именно лавры, просьбу и обоснование полной передачи территорий и помещений монастырю настоятель Свято-Успенского Киево-Печерского монастыря архиепископ Павел (Лебедь) передал в Кабмин еще в 2006-м году. С тех пор этот вопрос не поднимался слишком часто: монастырь ограничивался «ползучим захватом» (по оценке предыдущего директора заповедника С.Кролевца, примерно два-три корпуса в год монахи занимали незаконно, с последующим согласованием с властями по факту), активной хозяйственной деятельностью как в нижней, так и в верхней лавре, переругиванием в прессе. Теперь же, когда вопрос с доминирующей конфессией в стране, кажется, закрыт, — самое время переходить к более решительным действиям.
Основных аргументов о полной передаче комплекса лавры церкви два — историческая справедливость и отсутствие у государства финансовых возможностей на поддержание памятника. По поводу первого обычно акцентируют на том, что «церковь это все построила, а у нее отняли». Если мыслить «церковь» абстрактно, то аргумент, конечно, весомый. Но церковь — не абстракция. А в данном случае (раз уж заходит речь о средствах) — община, которая на церковь жертвует. То есть это даже не средства конкретных архиереев, клириков и прочих представителей иерархии, а средства общины. Наследниками которой могут считать себя все граждане Украины. Иногда возникают весьма пикантные сюжеты: кому, например, принадлежат корпуса и прочее имущество монастыря, созданные на средства гетмана Мазепы, анафематствованного в РПЦ/УПЦ? Так что историческая справедливость — не такой прозрачный аргумент, каким кажется на первый взгляд.
Но со вторым все еще сложнее. Потому что на какие/чьи деньги поддерживается лавра сейчас, за что содержалась, реконструировалась и реставрировалась в прошлом — вопрос не праздный. На чьи средства восстановлен Успенский собор, например? На деньги налогоплательщиков. Конечно, у монастыря есть щедрые жертвователи. Но по информации бывшего директора заповедника С.Кролевца, пожертвования на лавру нерегулярные, хотя время от времени довольно щедрые. Кроме того, немалые суммы на содержание объектов, находящихся в пользовании, монастырь получал как раз из госбюджета, в котором якобы «нет на это денег». В частности, в течение трех лет лавре на аварийно-восстановительные работы было выделено по разным данным от 25 до 50 млн. грн. государственных средств.
Но это на самом деле не проблема — церковь нуждается в своих храмах и территориях, так же как страна — в своих памятниках. По идее, и та, и другая сторона должна быть заинтересована в том, чтобы сохранить это имущество, предотвратить разрушение, разрекламировать как привлекательный объект для туризма — и светского, и религиозного. Так что ни о какой непримиримости речь в принципе не идет.
Но проблема, как это у нас часто бывает, не в принципе, а в том, как это буде исполнено. Ведь даже сама формулировка «передачи» не так однозначна, как хотелось бы. В случае лавры — так же, как подразделений заповедника «София Киевская» и прочих — никто не говорит о передаче сооружений и территорий в собственность церкви. Только о «передаче в пользование». Однако при этом заповедники попадают нередко в сомнительное положение: церковь пользуется памятниками так, как считает нужным, а вот охрану памятника, ремонт/реставрацию и все прочее должен обеспечивать заповедник. Который, согласно Закону «Об охране культурного наследия», не имеет права даже самостоятельно заключать охранные договора. Это функция Государственной службы по вопросам национального культурного наследия.
Эффективность, с которой работает эта служба, известна как по состоянию наших памятников, так и по бурному строительству — в буферных и даже охранных зонах, на территориях заповедников и т.д., — на что застройщикам, по всей видимости, не составляло труда получить разрешение. Например, на все строительные работы на территории нижней лавры, вызывавшие сомнения и возмущение как у руководства заповедника, так и у экспертов-геологов, такие разрешения имелись. Особо «теплых» слов энтузиастов и профессионалов музейного дела удостаивался председатель этой службы М.Кучерук. Не так давно он был освобожден от занимаемой должности. И вскоре занял пост заместителя нового гендиректора Национального Киево-Печерского заповедника, прежде занимавшей должность его зама в Госслужбе по охране культурного наследия. На наш вопрос гендиректору, с чем связано это нетривиальное кадровое решение, Марина Эдуардовна Громова ответила кратко: «Люблю работать с профессионалами».
Стоит ли говорить о том, что ситуация, при которой налогоплательщик за все платит, заповедник обеспечивает, а церковь только пользуется и участвует по мере сил, очень устраивает последнюю. При этом правила и порядки на территории также диктует церковь — само собой, это же «ее». Например, согласно своему программному письму в Кабмин, наместник Свято-Успенского Киево-Печерского монастыря считает, что на территориях, которые должны быть ему переданы, нет места музеям. За исключением, возможно, Музея книги, да и то с большими оговорками. Также заповеднику совсем не нужен научный отдел — пусть наукой занимается Академия наук. Экскурсионная деятельность для заповедника тоже излишество — это может взять на себя монастырь или любое турагентство после приобретения соответствующей лицензии. В общем, за заповедником закрепляется роль завхоза.
Собственно, нет никакой беды в том, что церковь этого хочет. В идеале она могла бы распоряжаться и пользоваться, даже получать на это государственные средства и под присмотром профессионалов—реставраторов, историков, геологов и др. поддерживать все в должном виде. Вот только никто не идеален — ни чиновники, ни церковники, ни «профессионалы», ни мы с вами. Дело даже не в том, что все воруют или продаются. Дело в том, что у церкви — свои цели, у государства — свои, даже если не учитывать частных интересов отдельных архиереев и чиновников. Об этом несовпадении говорилось и писалось неоднократно: подход к храмовому и тем более хозяйственному сооружению у священнослужителя вполне утилитарный. Вещь должна быть полезна при минимальных, по возможности, затратах. И если что-то в ней не соответствует этому требованию, ее нужно заменить, исправить, изменить. Если реставрация сложна либо слишком дорога — можно ограничиться ремонтом или просто строительством нового здания вместо старенькой развалюхи. Можно поставить пластиковые рамы (очень практично), навести фрески акриловыми красками, расширить входы и въезды, залепить трещины первой попавшейся монтажной смесью. С точки зрения охраны памятника — это варварство. Но с точки зрения богослужебных нужд, в этом нет ничего особенного — храм должен выполнять свои функции.
Вот только капризные бюрократы ЮНЕСКО почему-то не хотят держать под своим покровительством перестроенные памятники — им подавай автентику.
При нормальных условиях можно было бы найти компромисс. Как-то выкручиваются, скажем, в Италии, где чуть не в каждой старинной сельской церквушке свой маленький Караваджо. И в голову никому не приходит подмалевывать его акриловыми красками.
Но мы не в Италии, и нам в голову может всякое прийти. «Охранные нормы», к коим по-разному апеллируют и церковники, и музейщики, не работают — не потому, что плохи, а потому что нет эффективных механизмов контроля и пресечения нарушений. Зато у нас есть «сотрудничество» отдельных чиновников и иерархов, не имеющее никакого отношения к национальным или общинным интересам. Да и сама община в отношении памятников чаще всего проявляет потрясающее хладнокровие, не реагируя даже на самые вопиющие проявления вандализма. По всей видимости, мы не нуждаемся в памятниках. Как, в большинстве своем, и в церквях. Поэтому храмы-памятники становятся предметом торга между теми, кто ими владеет и может или хочет завладеть.
Киево-Печерская лавра — едва ли не самый яркий пример. Проблема ее сохранности стоит перед Киевом не первую сотню лет — оползни, провалы, размытия, связанные с этим трещины на зданиях и обвалы в пещерах преследуют монастырь чуть ли не с момента основания. Ситуация продолжает ухудшаться и теперь: по оценкам экспертов (например, об оценках геологов «ЗН» писало еще в 2007-м), это связано преимущественно со строительными и хозяйственными работами в монастыре при индифферентном отношении к этому со стороны государственных органов, призванных контролировать состояние памятников архитектуры. К примеру, в свое время много писалось о разрушении и перестройке въездных ворот в нижнюю лавру, предпринятых по инициативе руководства монастыря, — да, новые больше и удобнее, на чей-то вкус, вероятно, даже красивее. Но факт остается фактом — на территории заповедника можно разрушить историческую постройку и склепать вместо нее новодел, потому что кому-то так «удобнее». И никому за это ничего не будет. А там окажется, что и документы в порядке.
Отсутствие должной экспертизы, коррупция, нежелание придерживаться дорогостоящих, но необходимых в сложных условиях днепровских склонов технологий приводят к тому, что «аварийные состояния» регулярно переходят в стадию настоящих «аварий» — как это было с уже неоднократными завалами в пещерах, обвалом подпорной стены, проседанием грунта. Успенский собор-новодел показал цену подобным «экономным» решениям — будучи совершенно новым зданием, он уже требует вливаний из госбюджета на ремонт. Сиюминутная потребность в новых корпусах и коммуникациях, а также в демонстрации хозяйских амбиций удовлетворяется за счет сохранности памятника.
Поэтому любимый аргумент представителей церкви, радеющих о полной и безоговорочной передаче, мол, «церковь веками сохраняла и приумножала, поэтому и сейчас справится лучше», не состоятелен. Церковь — это не только Тело Христово, это еще и люди. Со всеми их человеческими достоинствами и недостатками. Ситуация в лавре — это не просто отношение конкретно взятого наместника к конкретно взятому церковному сооружению. И не чиновника. И не музейщика. Это индикатор состояния общества. Когда, скажем, происходит очередной захват какого-нибудь помещения «под церковные нужды» — кстати, сотрудники Киево-Печерского заповедника сталкивались с довольно брутальными методами братии в этом плане — многие мои знакомые ахают: как такое может быть в церкви? Но почему не может, если это происходит и остается безнаказанным — то есть как бы принято — в целом в стране? Если это эффективно и, как правило, не наказуемо? То же касается и хозяйственной деятельности — во главу угла поставлена эффективность (доходность), а не соображения сохранности памятников, исторических обликов и прочей гуманитарщины. Эффективный менеджер — герой нашего времени. И если братия ведет себя как братва — это диагноз не церкви, не христианству и даже не конкретно взятому монастырю. Это диагноз обществу, стране, нам. И с этой точки зрения, на самом деле, совершенно безразлично — передадут или не передадут. Ни тот, ни тот потенциальный «владелец» в качестве хранителя не выдерживает критики.
Но вопрос передачи/непередачи Киево-Печерской лавры одной из украинских церквей в безраздельное пользование имеет еще один — уже совершенно нематериальный — аспект. Передача Киево-Печерской лавры, как и Софийского собора, как и прочих несомненных святынь всего украинского народа без различий конфессии, этнической и языковой принадлежности, пола и возраста — просто несвоевременна. Из-за нашей собственной инфантильности — несамостоятельности, неумения выбирать друзей и врагов, готовности кидаться с кулаками на ближнего своего, едва заслышав команду «фас». Киевские святыни — это то немногое, что объединяет страну не просто разделенную, но сосредоточенную на том, что ее разделяет. Решения о передачах и дележках общенациональных святынь, языках, героях, оценках истории и прочем, к чему нас толкают те, кто хочет «разделять и властвовать», должны быть отложены. Просто ради самосохранения. На них следует прямо сейчас наложить мораторий на такой срок, какой понадобится не для объединения, нет — его не будет, да оно и не нужно. До тех пор пока мы не научимся терпеть друг друга, пока мы не научимся жить вместе. Пока мы не примиримся с тем, что мы разные. Когда это случится — если это случится, в чем, к сожалению, нельзя быть уверенным, — мы сможем распоряжаться своими святынями и своей историей. А пока мы еще слишком маленькие, не стоит тянуть ручки к спичкам.
Автор: Екатерина ЩЕТКИНА
