Газета по-киевски. Священники из тюремных храмов рассказали «Газете…», как бывшие уголовники становятся иконописцами или уходят в монастыри
Сегодня во многих местах лишения свободы есть храмы, и почти везде – молельные комнаты. Священнослужитель в тюрьме необходим особенно. Не потому, что здесь больше грешников, чем на воле, а потому, что здесь больше страдают. Пастыри признаются: им и самим бывает там очень тяжело. Но миссию свою не бросают…
«На исповеди они плачут»
Протоиерей Владимир Очеретяный, который служит в храме святых апостолов Петра и Павла в г. Харцызске, занимается пастырской деятельностью в местах лишения свободы уже давно. Когда-то студент Киевской духовной академии и не помышлял о священничестве. Учился, готовился к преподавательской деятельности, часто общался с архимандритом Зосимой.
– После окончания учебы я поехал к отцу Зосиме. Рассказал ему о своих планах. Но батюшка предложил мне быть миссионером. Я ответил: «Как благословите». Меня рукоположили, и я стал служить в храме св. Андрея Первозванного в Ждановке. Это было в 1996 году. Тогда же стал посещать места лишения свободы – колонии в Ждановке, Кировском, Мариуполе.
– Трудно было?
– Трудностей, конечно, хватало, причем самых разнообразных. Но об одной стоит сказать особо. В православии есть понятие «прелести». Оно характеризуется тем, что человеку кажется, будто он достиг высот духовной жизни, он слышит голоса ангелов, ему якобы являются святые… Это крайне опасное состояние. Так вот, заключенные, которые стали посещать храм, часто рассказывали о различных голосах и видениях. Мне нужно было одернуть такого человека, но так, чтобы он не ушел, а остался в храме. И при этом понял всю опасность такого состояния.
– Как быть священнику, если он узнает на исповеди о неизвестных суду преступлениях?
– Даже в целях помощи правоохранительным органам священнослужитель не может нарушать тайну исповеди.
Священнослужитель призван проявлять особую пастырскую чуткость в случаях, когда на исповеди ему становится известно о готовящемся преступлении. Сохраняя тайну исповеди, пастырь одновременно обязан предпринять все возможные усилия для того, чтобы преступный умысел не осуществился.
Священнослужитель должен призвать исповедуемого к истинному покаянию, то есть к отречению от злого намерения. Если этот призыв не возымеет действия, пастырь может, заботясь о сохранности тайны имени исповедовавшегося и других обстоятельств, способных открыть его личность, предупредить тех, чьей жизни угрожает опасность.
– Чем отличаются службы в обычном храме и в храме при колонии?
– В тюремных храмах я стараюсь бывать раз в две недели. Осужденных чаще причащаем запасными дарами. При каждом посещении напоминаю им, что необходимо молиться за тех, кто пострадал от их рук.
По моему личному впечатлению, заключенные относятся к службе более внимательно; они более усердны. Причем это не показное, искусственное усердие, а настоящее. Часто плачут на исповеди – хоть и «матерые» люди, но в некоторых ситуациях ведут себя, как дети. Заключенные понимают, что после выхода на свободу шансов начать достойную жизнь у них мало. Но они надеются на это. И здесь очень важна помощь и поддержка священника.
– Так ваши прихожане и после освобождения к вам обращаются?
– Да, чаще всего за благословением. Один заключенный был родом с Дальнего Востока, в колонию попал еще при Союзе, а освобождался в 1998 году. После освобождения специально приехал ко мне просить благословения на дорогу домой. Часто пишут письма, звонят, просят благословить брак.
«Иные осужденные благодарят Господа за неволю»
Храм святого праведного Иоанна Русского в Кировской исправительной колонии №33 был в 1998 году одним из первых, официально открытых при таких учреждениях. Рассказывают, что первый шаг к этому был сделан по просьбе матери одного из осужденных: она попросила священника исповедовать и причастить сына. Сейчас в храме служит и тот батюшка – протоиерей Владимир, а также протоиерей Сергий Шутенко, с которым и встретилась «Газета по-киевски».
– Отец Сергий, разве люди, попав за решетку, не ожесточаются от этого еще больше, не становятся законченными циниками?
– Тюрьмы – мера необходимая. И не только потому, что общество может обезопасить себя от воров, насильников, убийц. В заключении такой человек имеет возможность осмыслить свою жизнь, свои поступки. И в этих обстоятельствах души многих раскрываются. Тюрьма учит… Знаете, порой от заключенных можно услышать такие слова: «Я благодарю Бога за то, что попал в колонию, за то, что Господь меня остановил».
– Тяжело абстрагироваться от того, что находишься среди, скажем так, злодеев?
– Мне приходилось общаться с людьми, у которых от рук преступников погибли близкие, погибли дети. Не проникнуться их горем невозможно. И это не может не налагать свой отпечаток на отношение к заключенным, к которым я должен идти. Возникает, мягко говоря, чувство нелюбви к ним. Но одно дело – когда ты за воротами колонии, в своей привычной обстановке, и совсем иное, когда ты оказываешься там.
Колония строгого режима – заведение само по себе непростое. Атмосфера колонии – замкнутое пространство, в котором спертый, тяжелый воздух. И первое впечатление от встречи с заключенными – безликая серая масса. Только когда начинаешь с ними работать, ближе общаться, видишь в каждом из них личность. Они меняются, раскрываются перед священником. Особенно те люди, у которых большие сроки: они начинают оценивать свое духовное состояние, осмысливать свою жизнь.
Не так давно я освящал бараки, освящал практически всю колонию. Это заняло не менее четырех часов. И за все это время не было ни одного барака, ни одной комнаты, где бы нас встретили, скажем, матом. Все радовались, все благодарили: «Чаще бы так!»
– И все же наверняка не каждый батюшка сможет найти с такими прихожанами общий язык…
– Действительно, подобная проблема существует. Многие священники просто боятся идти в тюрьмы. Бывает, что они ограничиваются лишь тем, что отслужат службу – и бегом оттуда.
– А что же должен делать священник в тюрьме?
– Во-первых, это духовное окормление заключенных. Это трудно, потому что среди них очень разные люди. Это и воры в законе, и наркоманы, и те, кто попал в тюрьму по стечению обстоятельств.
Я не знаю, вернутся они к прежнему или нет, когда выйдут из-за решетки. Мы сеем. Остальное делает Господь.
Другая задача – это регулярное совершение таинств: мы причащаем, исповедуем. Несколько раз совершали и венчание – тогда, когда заключенные, бывшие в браке и пришедшие в тюрьме к вере, решали узаконить свои отношения и перед Богом. Есть и желающие принять крещение: в месяц крестятся два-три человека.
– И как складывается их жизнь после освобождения?
– За время моей деятельности из кировской колонии вышли люди, которые стали иконописцами, другие нашли себя, оставшись в монастырях и храмах нашей епархии трудниками. Я думаю, что если хоть одного человека, который вышел из тюрьмы, остановит совесть перед совершением преступления, то я буду считать свою работу не напрасной.
Татьяна ЖУКОВА