Религиозная жизнь и гражданское общество: украинская перспектива

В цикле развития каждого общества настают время перемен, когда жизнь утрачивает стабильность и становится непредсказуемой. Возможно, именно на этом историческом отрезке сейчас находится Украина.

Любой исторический момент по-своему уникален и неповторим. Но особенно важно уметь осмысливать те отрезки переменчивой ленты истории, которые формируют и задают будущее. Даже больше: от того, насколько адекватно ключевые игроки этой драмы по имени “История” осмыслят свое собственное место и возможности собственного влияния, во многом зависят последующие десятилетия нашей жизни.
Бесспорно, над нашими намерениями и рассуждениями есть Промысел Божий, но он действует через людей, и потому так важно понять, чего Он хочет от нас.
Состояние современной жизни свидетельствует, что не столько власть и государство, сколько граждане, как сообщество небезразличных к собственной судьбе и к судьбе Родины людей, может формировать историю. Поэтому так важно, чтобы общественность в полной мере осознала собственную ответственность за будущее и активно влияла на него своей позицией и действиями.
Как взаимодействуют Церковь и общество на нынешнем отрезке истории? В цикле развития каждого общества настают время перемен, когда жизнь утрачивает стабильность и становится непредсказуемой. Возможно, именно на этом историческом отрезке сейчас находится Украина.
Гражданское общество
Гражданское общество является главной опорой всякой настоящей демократии: оно способствует ее построению и служит гарантом ее сохранения и укрепления. Гражданское общество выступает основным противником сдвига государства в сторону тоталитаризма и защищает общество от любых злоупотреблений со стороны власти: наступление на права человека, ограничивает коррупцию и др.
Гражданское общество не является какой-то единственной организационной структурой, хотя и содержит в себе разные сообщества, ассоциации, союзы и тому подобное. Суть деятельности гражданского общества заключается в защите разнообразных прав населения (как политических, так и экономических). В частности, к структурам гражданского общества можно отнести и профсоюзы (настоящие, конечно, а не фиктивные). Если все развивается за правилами (в условиях зрелой демократии), то гражданское общество никак себя не обнаруживает. Активность гражданского общества усиливается лишь тогда, когда власть пытается в чем-то ущемить традиционные права граждан. В сущности, процесс наступления власти на права человека не останавливается ни на минуту. Это происходит от самой человеческой природы, которая всегда стремится завладеть чужой собственностью и правами. В этой исконной борьбе и заключается суть жизни, потому ее нельзя прекратить, так же, как нельзя получить в ней окончательную победу. Эту борьбу лишь можно (и нужно) неуклонно вести.
Само наличие и развитость гражданского общества служат четким критерием демократичности того или иного конкретного общества (страны, государства). В странах западноевропейского типа традиционно существует мощное гражданское общество, созданное в результате многолетней беспрерывной борьбы за собственные права. В странах Востока (арабские страны, Россия, Китай и др.) структуры гражданского общества очень слабые или отсутствуют вовсе. Это связано с отличиями западного и восточного менталитета: западный менталитет основан на идеях индивидуализма и прав человека, а восточный — на подчинении личности государству и власти.
Важной составной частью сильного гражданского общества есть свободная пресса, поскольку одним из основных этапов борьбы со злоупотреблениями власти является разглашение непорядочных действий государственных чиновников, которые всегда стремятся хранить в секрете свои злоупотребления и противоправные действия. Уровень свободы прессы, таким образом, прямо коррелирует с уровнем развития демократии. Поэтому гражданское общество всегда уделяет большое внимание любым фактам ограничения свободы слова и последовательно борется с попытками цензуры в средствах массовой информации.
Одной из целей гражданского общества есть построение правового государства, созданного по принципу разделения власти (законодательной, исполнительной и судебной) и многопартийности со справедливыми (без фальсификаций) всеобщими выборами. Именно такая политическая система имеет естественные механизмы защиты от злоупотреблений, поскольку одна ветвь власти контролирует другую, а одна партия, которая находится в оппозиции, разоблачает нарушения, допущенные другой, которая на данный момент находится у власти (из политического словаря).
Вышеприведенная цитата из политического словаря описывает идеальный образ гражданского общества, каким его видят авторы этой словарной статьи. Образец, как можно догадаться, спроектирован из демократического опыта Западной Европы. Этот опыт, как считают авторы статьи, приобретен “столетиями беспрестанной борьбы населения за свои права”. Бесспорно, следует ценить этот опыт, но его нельзя идеализировать. Логику развертывания гражданского общества Западной Европы, начиная со времен Позднего Средневековья, можно (упрощенно, конечно) изобразить как переход от общества многочисленных патерналистских и корпоративно-кастовых сообществ, объединенных символами Церкви и освященной ею верховной власти (в форме Священной Римской Империи, королевств, княжеств), к национальным буржуазно-демократическим институциям. В первом право существовало как освященная “свыше” санкция члену каждого сообщества делать так, как ему принадлежат согласно его статусу и месту в общественной иерархии. Во втором — право в идеале подтверждало общее равенство людей перед Богом и государственной властью реализовывать свою личность как угодно, не ограничивая лишь свободу самореализации других личностей.
Право и мораль первого типа рассматривает каждого человека как члена своего сообщества, который имеет перед ней определенные обязанности, исторически достаточно жестко регламентированные. Оно предусматривает ряд формальных и неформальных требований к образу жизни.
Общества, основанные на праве второго типа, исторически связаны со следующими явлениями в Позднем Средневековье и периоде Возрождения: наличие свободных городов-государств и городов-республик; возникновение протестантизма и развитие протестантской этики; расширения социальной базы, так называемого “разночинства”, не связанного с феодальными обычаями; техническая и промышленная революции, требующие большого количества свободных людей, не обремененных земельной собственностью. А горизонтальные связки между разными членами общества укреплялись благодаря отстаиванию общих интересов. Так возникали профсоюзы, политические партии, кооперативы, общественные организации и др.
Иной исторический опыт был в Восточной Европе, особенно на территории Российской империи. Если украинцы Галичины в составе Австро-Венгрии успешно заимствовали европейский опыт создания элементов гражданского общества (для второй половины ХІХ и начала ХХ веков для Галичины и частично Буковины характерным является быстрый рост украинского кооперативного движения, возникновения сообществ по культурным интересам, политических партий и тому подобное), то в материковой Украине власть тщательным образом отслеживала и искореняла проявления гражданской активности украинцев. Определенное оживление все же началось с царствования Александра ІІ, но оно имело преимущественно вторичный характер и подражало активности российского общества, происходившей из обеих российских столиц. К такой активности, а также к культуртрегерству (великороссийскому, конечно, а не украинскому) власть в 60—80 гг. ХІХ ст. относилась более-менее мягко. Однако искоренялись малейшие ростки украинства, не только в политике, но даже в области культуры.
О том, что происходило на рубеже ХIХ—ХХ веков и в начале ХХ ст. в Российской империи, мы имеем хорошее представление. Можно лишь отметить, что именно слабые институции гражданского общества и несостоятельность монархической власти идти на диалог с общественными силами привели Россию к катастрофе октября 1917 года.
Для последующего анализа темы, вынесенной в название статьи, стоит обратить внимание на роль Церкви и общественную роль христианских идей в целом в том, что происходило как в Европе, так и в Российской империи в новейшие времена (конец ХIX – начало ХХ вв.).
Христианство и становление гражданского общества
Бесспорно, Церковь как общественная институция в течение своего тысячелетнего пребывания в пространстве средневековой европейской цивилизации заложила фундамент этой цивилизации и ее политической системы. И потому так болезненно, начиная с эпохи Реформации, происходила секуляризация (то есть разделение) Церкви и государства.
Отношения Церкви и общества изменялись под воздействием двух тенденций: с одной стороны — рост общественного уважения к правам личности, усиления гуманизма, решения гендерного вопроса свидетельствует о том, что христианская заповедь об отношении к ближнему изменила общественные ценности и идеологию. С другой стороны, с развитием цивилизации человек все меньше чувствует себя членом церковного организма, уменьшает свое участие в нем и свои обязанности перед ним. Утверждается секуляризм и индивидуализм. Эта тенденция, основанная протестантизмом, в конце концов утвердилась и в католических странах.
Поэтому формирования любых сообществ и объединений в западном обществе имеет характер объединения “снизу”, как инициатива отдельной индивидуальности, которая нуждается в общих действиях для защиты своих интересов.
Восточная Европа и патерналистская традиция
В Восточной Европе на формирование общественной идеологии влияли исторические практики мощных империй — сначала Византии, а затем Золотой Орды, от которых в строении и функционировании государственного организма много чего позаимствовало Московское царство.
Идеал “симфонии”, гармоничного союза Церкви и государства, декларирован императором Юстинианом, в действительности предусматривал инкорпорацию Церкви в тело имперского государства. Как свидетельствует история Византийской империи, в нем Церковь не имела юридических или политических инструментов для собственной самозащиты от своеволия имперской власти.
Конечно, следует отметить важность поддержки государства для расцвета и блеска непревзойденной византийской христианской культуры. Но осмелимся допустить, что наибольшие духовные сокровища этой культуры — богословие, гимнография, исихастская традиция, монашество — это достижение собственно Церкви, а “заслуга” государства лишь в том, что оно не всегда мешало Церкви.
Подобными были отношения Церкви и государства в Московском царстве. Собственно говоря, с тех пор, как Москва осознала себя «третьим Римом», она старательно воспроизводила (так, как она их понимала) традиции «Рима второго».
Наличие сильного властного центра и отсутствие даже видимости независимых ветвей власти (судебной и законодательной) влекли авторитаризм и нехватку элементов коллегиальности и альтернативности в принятии властных решений. Это касалось как государственных институций, так и собственно церковных. Ни на уровне епархии, ни на наивысших административных ступенях церковной власти не существовало механизмов, которые бы предусматривали в принятии решений наличие чьей-то точки зрения, кроме позиции самого администратора.
Такое положение вещей сложилось не сразу. При Иоанне Грозном на окраинах Московского государства (в Угличе, например, который находился под влиянием Новгорода) еще были элементы выборности священника (Степанова Е.А). Так же, кстати, и в Византии учитывать позицию церковного общества при поставлении священника перестали только в ХІ—ХІІ ст. (Степанова Е.А, там же).
Эта оппозиция (владцы — общество, которое им оппонирует) необходима, чтобы противодействовать тенденции любой власти приобретать черты абсолютизма. В Киевской Руси, в Новгороде для этого существовала институция народного веча. Но, возможно, через неприятие Москвой киево-новгородской системы власти (и усвоение византийской и ордынской), в Московии в конце концов воцарился абсолютизм.
Как же адаптировало абсолютизм общественное сознание в Московском царстве? Оно его принимает как патернализм, то есть государственник становится отцом (pater – лат.) — со всеми его правами карать и миловать своих не всегда умных детей. Именно такая политическая структура — когда общество не столько предлагает инициативу “снизу”, сколько рассчитывает на силу власти и делегирует ей право действовать, как она считает нужным, — называется патернализмом. В патернализме все реформы и изменения начинаются сверху.
Государства из патерналистской политической культурой существуют и в настоящий момент — это не только Россия, но и значительная часть исламского мира и других стран Азии. Такая система власти может быть эффективной для управления страной, но вместе с соответствующим для нее менталитетом, религиозными и моральными ценностями, которые принуждают владцев воздерживаться от авторитарного и безнаказанного поведения.
Элементы гражданского общества в Руси-Украине
Если обратиться к нашей собственной истории, то в ней можно выделить, кроме киевского веча, и другие проявления самоуправления: магдебургское право в городах с выборной системой, выборность аппарата сельских общин (вспомним “выборный”, “возный” в Котляревского), выборность гетманской и сечевой администраций. Элементы коллегиальности (или соборности) мы видим и в Церкви. Священники избирались обществом издавна вплоть до ХІХ ст. (История Украины — Полонская-Василенко), и потом утверждались епископами. В ХVI–ХVII ст. для избрания епископов созывались епархиальные съезды, в которых принимали участие и священники, и миряне. Реально, конечно, на этих съездах брали верх “сильные мира сего” — магнаты, хотя и православные по вероисповеданию.
Конечно, не стоит переоценивать уровень юридической культуры древнеукраинской демократии, особенно в более отдаленные времена. Но стоит различить основные отличия двух типов обществ по фактору ответственности за уклад общественной жизни: при патернализме общество всю надежду и ответственность возлагает на хорошего отца (князя, царя, генерального секретаря.) и зависит от его “эффективного менеджмента”, а при наличии самоуправления общество вынуждено самостоятельно решать собственную судьбу.
Заметим, что, в отличие от авторитарной системы власти, все недостатки демократического самоуправления становятся чрезвычайно выразительными, особенно при отсутствии или несовершенстве правил и законов. Там, где в обществе представлены разные силы с отличительными позициями, их противоборство становится зрелищем для публики. Там, где альтернативы нет — “…на всех языках все молчит, ибо благоденствует…” (Т. Шевченко).
Современность. Вопрос построения гражданского общества и активность “снизу” в Церкви. Антиномия свободы и послушания
Вернемся к диалогу в Церкви и обществе. Что можно сказать о гражданском обществе в настоящее время в Украине?
Конечно, оно в настоящий момент еще незрелое и неопытное (заметим, что именно в незрелых обществах демократия иногда через охлократию — власть толпы, которой руководят наглые демагоги, — сменяется диктатурой). Но другого пути достижения зрелости, чем активность общества в отстаивании законности и справедливости всеми возможными законными средствами, на нынешнем этапе становления общества, вероятно, нет.
Для верующего здесь появляется важный вопрос — возможно ли вообще и как именно соединить в своем сознании гражданскую позицию и заповеди христианской морали? Есть стереотип, идущий от советских времен, — воспринимать верующего как человека аполитичного, далекого от эмоций и страстей общественно-политической жизни. С другой стороны, в последние годы мы нередко видим попытки использовать и мирян, и духовенство, и религиозную идеологию с политической целью.
Иногда нам казалось, что наш голос имеет вес, что вот-вот – и мы изберем честную, порядочную власть. Но с каждыми новыми выборами мы все более убеждаемся в том, что народ, общество существуют сами по себе, а власть сама по себе. Власть научилась игнорировать народ и не слушать его. Народ заставили элементарно бороться за выживание, а власть успешно разрастается за счет народа.
При таких обстоятельствах понятная позиция, что религиозная жизнь, основой которой для христианина является решение важнейшей жизненной задачи — спасение собственной души, — никак не связана с активной политической или общественной деятельностью. Веруя, что мир "в зле лежит" и что Царство Божье "не от мира сего", христианин не считает спасительным для души проникаться политическими страстями, заниматься активной партийной деятельностью, бороться за справедливость в отношениях с местной властью, ЖЭКами и др.
Конечно, природа Церкви и человеческого общества различна, и осознание инакости природы Церкви, ее определенное отстранение от преходящих страстей “мира сего” помогает держать определенную дистанцию от мира, не погружаться в “злободневность”: “довольно для каждого дня своей заботы” (Мф., 6, 34).
Хотя такая позиция встречается не везде. Обратившись к истории христианской Церкви, мы видим, что Церковь возвеличивает христианский подвиг не только аскетов и затворников, но и людей, выражаясь современным языком, с "активной гражданской позицией" — церковных иерархов, которые смело опирались власти, творившей насилие (например, Амвросий Медиоланский, Иоанн Златоуст, священномученик митрополит Филипп Московский — наш земляк, который доблестно противостоял своеволию царицы Екатерины II, святой митрополит Арсений Мациевич и другие), благоверных князей, которые были мудрыми, взвешенными и одновременно по-христиански сдержанными и справедливыми политиками (Ярослав Мудрый, Всеволод Псковский, Федор Острожский и др.).
Опираясь на эти исторические свидетельства и исходя из сути христианского учения, видим, что христиане полностью способны быть активными, сознательными гражданами. Но придется констатировать, что для верующего человека есть немало препятствий, чтобы стать настоящим гражданином, членом гражданского общества. Эти препятствия лежат не в догматах христианского вероучения, не в природе церковной жизни, а в практике сосуществования Церкви и государства, общества, в течение длительного периода нашей истории.
В обществе это в первую очередь популярность патернализма и «сильной руки» (что вполне понятно, исходя из столетия авторитарной системы власти) и поддержка тех, кто предлагает простые рецепты решения сложных вопросов.
Но и, собственно, в церковной жизни есть определенная антиномия: как соединить смирение и послушание, которые должны быть в овечки церковного стада, с необходимыми для активного члена церковного сообщества ответственностью и инициативой?
Недавно мой хороший знакомый, киевлянин, присутствовал на собрании общины одного из украинских православных приходов в Канаде. Было интересно наблюдать, как община формировала свой бюджет на следующий период. Докладчик на экране показывал графики и таблицы, собравшиеся активно задавали вопрос и совместно принимали решение. Каждый мог реально убедиться, куда идут его собственные средства, и решить, как лучше распорядиться средствами общины, которые состоят из общих взносов.
Такая активность мирян и их важная, а то и решающая роль в принятии решений на приходе более свойственная православным диаспорам в западном мире. Зато в традиционных регионах Православия инициатива и решение, как правило, идут «сверху», от руководителей епархий и настоятелей приходов.
Существует ли здесь определенная коллизия, и есть ли способы ее решения?
Конечно, в целом нам необходимо двигаться к осознанию важного места мирян в Церкви, в частности и во время принятия нужных для жизни прихода решений. С другой стороны, мы помним, что Спаситель учил о Небесном Царстве, а не о небесной республике. Думаем, что там, где иерей или архиерей является не администратором, а отцом, пастырем для своего словесного стада, там существуют доверие и взаимопонимания, при наличии которых активность мирян, их инициатива и горение в служении вырастают из пастырского и родительского благословения священника.
А взаимодействие Церкви и общества исходит не из постулата, что они являются двумя изолированными друг от друга структурами, и не из позиции того, что православная идеология должна стать ведущей идеологией государства (мы уже объяснили, что в действительности это означает плен Церкви государством), а исходя из того, что христиане освящают мир вокруг себя своей жизнью и своими жертвенными усилиями, осознавая, конечно, что далеко не все посеянное прорастет, но кое-где оно даст хороший плод.
Единственная возможность повлиять сегодня на общество — постараться, чтобы внутрицерковная жизнь стала действительно евангельской, чтобы мы могли засвидетельствовать, как писал св. апостол Иаков, «веру нашу от дел наших», и, чтобы то, к чему мы призываем общество, мы подтверждали собственной жизнью.
Протоиерей Богдан ОГУЛЬЧАНСКИЙ, Религия в Украине

УНИАН в Google News