Разве не дико смотрятся преподобные и святые, которые терзали свою плоть, закапывали себя в землю, морили себя голодом до желудочных язв?..
Аскеза! Это слово способно оглушить неофита, выбить из колеи «человека из века либерализма», если последний «направит стопы свои» к храму. В цивилизованном обществе понятию аскезы подставляют синоним «средневековая дикость». Действительно, разве не дико смотрятся эти "странные" преподобные и святые, которые терзали свою плоть, закапывали себя в землю, морили себя голодом до желудочных язв? У них всё это называлось «распятием плоти». Но гуманизм многих убедил, что распинать плоть уже не нужно, достаточно быть просто хорошим человеком.
«ОБЛЕГЧЕННАЯ» ВЕРСИЯ АСКЕТИЗМА
Под влиянием этих «очеловеченных» представлений об аскезе возникла целая школа учителей «либерального аскетизма». Понимая, что полностью исключить подвиг, аскетизм из христианства нереально (это будет равносильно полному отрицанию Креста), многие современные «наставники подвижников» пользуются «облегченной» версией аскетизма, «light version». Вместо полного отсечения своеволия, страстей, похотей и вожделений стали говорить об ограничении и умеренности.
Современная «либеральная аскетическая школа» выглядит очень удобно, уютно, цивилизованно. Адепты этой школы учатся «аскезе духа», «не угнетая плоть». Особенно умиляет «игра в пустыню», являющаяся неотъемлемой частью «посткрещального тайноводства» в системе священника Георгия Кочеткова: новокрещенный немного отдаляется от суеты, от работы, от увеселений, погружается в себя.
При этом внешне он живет как и раньше: может ездить в метро, жить в квартире со всеми удобствами, слушать классическую музыку, короче, вести тихий образ жизни. Может отправиться на дачу, в лес, в турпоездку. Главное – бороться с внутренними искушениями, с «духовными зверями»1. И снова мы имеем «light version» «пустыни», нисколько не похожей на ту пустыню, в которую пошел Христос и в которую бежали аскеты.
ПРАВОСЛАВНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ ГОВОРИТ ПРАВДУ О ЧЕЛОВЕКЕ В ЭТОМ МИРЕ
Многие современные пастыри и богословы утверждают, что перемена в области аскетических суждений – это «не догматическая реформа», а потому вполне уместное в жизни Церкви явление. Так ли это?
Прежде всего нам необходимо уяснить, что всякая аскетическая форма покоится и зиждется на догматической аксиоме. Никогда христианская традиция не учила совершать «бессмысленные действия».
Православная религиозная антропология как раз говорит нам всю правду о человеке в этом мире, рассматривает его статус в творении и указывает ему путь и направление движения.
Что же рисует нам православная антропология? Какой лик она даёт человеку? Православная антропология не может указать другого примера или образа, кроме Образа Бога во плоти. Во Христе «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол.2:3). Он – не только подлинный образ и Откровение Бога, но и подлинное откровение Человека (каким его хочет видеть Бог).
ЧТО ЖЕ ОТКРЫВАЕТ НАМ ЖИТИЕ ХРИСТА НА ЗЕМЛЕ?
Что же открывает нам житие Христа на земле? Мы сейчас сознательно не говорим о красоте Его духовного Лика, о Его поступках (это иногда «зачаровывает» даже неверующих). Мы говорим о внешней стороне Его жизни: родился в стойле для скота (Лк. 2:7); плотничал (Мк. 6:3); постился (Мк. 1:12-13); не имел не только какой-либо «частной собственности», но даже своей «норки для ночлега» (Лк. 9:58)! Да ещё и «путался» со всяким отбросом общества (Мк. 2:16)! Из числа последних набрал Себе учеников. Да в нашем «цивилизованном обществе» такого «персонажа» не то что за стол – на порог не пустят! Вот почему Христос отождествил Себя с нищими, как бы говоря: «Хотите взглянуть, каким Я был во плоти? - Взгляните на нищих, и увидите Меня».
Но почему, почему Сам Бог предпочёл явиться в таком пределе бесславия? Только ли это назидательное смирение? Или у этого факта имеется своя мистическая глубина?
Ключевым при описании дел Христовых во плоти является понятие «кеносиса» (запомните это слово)! В переводе с греческого это значит «опустошение».
«Он, будучи образом Бога, а не чрез хищение (как Адам) возжелавшим быть равным Богу, Самого Себя умалил [в греч. «экэносен»], приняв образ раба, уподобившись людям и по виду став человеком! Смирил Себя, быв послушным даже до смерти, до смерти крестной» (Фил.2:6-8 – перевод с греческого наш).
Тайна страданий и самоумаления остаётся тайной даже там, где становится дверью спасения для страждущих и смиряющихся. Суть христианства – быть образом Христа на земле, а значит, аскетически себя «опустошать» от всего, чем обычно мы «забиваем» своё существование. Христианская аскеза – Христоцентрична: она рождается не из ненависти к природе и бытовым удобствам, а из органической «необходимости» следования за Христом через Голгофу к славе «будущей вечности».
Говоря о Христе, мы помним, что пустыня Его была не отвлеченным психологизированным понятием (вариантом «ухода в себя»), а топографической реальностью. Не даром ведь монашеский уход в пустыню был и материальным тоже. Человек должен был пережить «кеносис» и физиологически, всем существом своей «плоти». Церковь – Тело Христово, Она должна на земле продолжать раскрытие земного (!) образа Христа (смиренного, умаленного, нищего), а значит, должна являть именно полноту этого самого «кеносиса».
Поэтому я считаю, что опыт «пустыни», который предлагается в «кочетковских» общинах сегодня – это еще одна посмодернисткая квази-реальность. Корни её всё в том же аскетическом противопоставлении принципов аскезы для плоти и духа (мол, плоть мы просто будем «держать в норме», больше внимания уделяя не ограничениям в еде и интимной близости в браке, а душевному миру).
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ХРИСТИАНСТВА
Многие критики видят в жестокой физической аскезе отзвук манихейства и гностицизма (с их дуалистическим подходом к человеку). Я бы сказал наоборот: Жесткий и даже жестокий аскетизм плоти как раз подчеркивает неразрывность и единство плоти и духа.
Хочешь быть аскетом душевных чувств? – так же точно подвергай ограничениям и «отсечению» свою плоть. Хочешь беспощадно опустошить душу от всяких терний, оставить её в Присутствии Невещественного? – Так же беспощадно ломай все вожделения плоти, отказывай ей во всем, что считаешь даже безгрешным. Ведь недаром преподобный Максим Исповедник учил, что отсечению подлежат не только укоризненные или порочные страсти нашего естества, но и так называемые «неукоризненные инстинкты», само присутствие коих в нас от нас не зависит. И это – не монашеская аскеза (как ошибочно полагают многие), это антропологический принцип христианства. Твоя природа – и душа и тело – должна целиком «кенотически» опустошиться в тайне Креста.
Христос так же совершил Свой кеносис не только с точки зрения Божества (умалил Себя до уровня человека), но и с точки зрения человечества: «Иисус сказал: лисицы имеют норы, и птицы небесные - гнезда; а Сыну Человеческому негде склонить главу» (Лук.9:58). Без этой «материальной стороны» Его кеносис был бы неполон, даже более того – он был бы частичным и иллюзорным.
ДУШЕВНОЕ ОПУСТОШЕНИЕ И ОПУСТОШЕНИИ ПЛОТИ
Опустошить себя плоть наша (т.е. вся наша жизнь в этом мире) может, только отказавшись от самой себя (от всего, что она «требует» для себя, и что «само по себе даже и не греховно»). Опустошение душевное часто описывают как смирение и покой. На самом деле полноценный душевный кеносис возможен только при полноценном опустошении плоти. В этом смысл того «бракоотрицания» и «отрицания плоти», которое ставят православию и традиционному католицизму в укор различные «либеральные богословы».
Навешенные на православие проповедниками «либерального» или «преображенного» христианства ярлыки («манихеи», «буддисты», «гностики») свидетельствует лишь об игнорировании «Тайны Креста». Не случайно кульминацией кеносиса для Христа стали тяжелейшие физические муки – крестная пытка, которой так же сопутствовали муки душевные. И как Сам Он сказал, без причащения из Его Чаши Страданий (Мф. 20:23) никто не сможет причаститься к Его славе.
МОЖЕТ ЛИ ЖЕСТКИЙ АСКЕТИЗМ БЫТЬ «РАДОСТНЫМ»?
Мне могут сказать: «Какое мрачное у вас христианство, а где же радость»? – Понятия «уныние» или «радость» - это не есть нечто объективное, а лишь наше субъективное переживание внешней реальности в своем сердце. Если аскеза наводит на нас уныние, то тут одно из двух: или при внешней правильности формы аскезы мы что-то упустили в духовном делании (что говорит не о необходимости менять форму аскезы, но только о восполнении упущенного), или же мы сами настолько прогнили, что расставание со всем чуждым нашей религии для нас становится болезненным и безотрадным.
Может ли жесткий и даже жестокий аскетизм быть «радостным»? Может! Приведу примеры! Самыми строгими аскетами были египетские монахи из Нитрии, Скита и Фиваиды. Из описания «Жизни пустынных отцов» (приписываемого пресвитеру Руфину Аквилейскому) мы видим почти «нечеловеческую» аскезу большинства его героев: Они, испытывая чувство голода, ставят пищу и мучат себя ее «созерцанием», а потом выбрасывают на помойку. Они отказывают себе в упокоении сном. Они разбивают свои горшки и ломают тарелки, чтобы и пищу принимать как животные.
Казалось бы! Ну, вот уж эти дикари точно будут озлобленными, раздражительными, горделивыми и вообще нелюдимыми (наверное, если нас так пытать пищей, нам разбивать нашу посуду и не давать нам нормально выспаться, даже более того – не давать нам спать лежа, то мы точно превратимся либо в «цепных собак», либо в клиентов психиатрии). Но вопреки всем прогнозам, мы встречаем в египетских подвижниках полную противоположность тому, что мы ожидали. Любовь была главным содержанием их подвига. Очевидец их подвигов подчеркивает различие их «аскетических тренингов» (как бы сказали мы сегодня), но подчеркивает и то общее, что царило во всех них без исключения: «Можно было видеть этих монахов столь радостными в пустыни, что на земле никто не нашел бы подобной радости и телесного веселья. Среди них не было ни грустного, ни унылого» 2.
ПОДЛИННАЯ ЛЮБОВЬ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО В АБСОЛЮТНОЙ СВОБОДЕ
Подлинная любовь может быть только в абсолютной свободе, в том числе и в свободе от себя, от своей плоти, от всего, что есть, что имеет бытие. В апофатической мистике о Боге говорится как о Ничто, не в смысле «отрицания бытия», а в том смысле, что Бог не есть «нечто из того, что мы знаем, как сущее». Поэтому встретить Творца можно только за пределами всего Его творения. Именно к этой встрече, к абсолютной свободе от «всего» и ведет нас кеносис.
Аскет-мистик сбрасывает все, не потому что оно «плохо», а именно потому что оно «не есть Бог» и заполняет собою то, что должно стать «боговместимой пустотой», пространством для Откровения Единого подлинно Сущего. Чтобы увидеть Его необходимо «разучиться» видеть Его творения, т.е. все тварные субстанции должны стать как бы «прозрачными», «воздушными», совершенно нами не ощущаемыми и не воспринимаемыми в качестве «сущего». Таков мистический смысл аскетического кеносиса.
Мне кажется, что наилучшим образом и вполне православно (вопреки расхожим мнениям) опыт аскетического кеносиса и мистической полноты выразил испанский мистик Хуан (Иоанн) де ла Круз в своем очерке «Темная Ночь». Прочтите эту книгу!
На этом фоне «личностное абстрагирование», «дистанция», которую берет человек по отношению к окружающей реальности, и которую в «кочетковских» общинах именуют «пустыней», напоминает скорее уютный «Эрмитаж» Екатерины II («Эрмитаж» в переводе с французского – «пустыня», но это не пустыня Христа с ее раскаленным песком, с отсутствием хлеба и воды и с присутствием ядовитых змей и скорпионов в качестве ближних).
Для нашего «общества потребления» может быть только одна «чудотворная икона» – икона подлинной монашеской жизни, как совершенного кеносиса плоти и духа. И христианская семья, и общество в целом, станут настолько христианскими, насколько будут причастны таинству монашеского кеносиса, «мироотрицания». Это – не гнушение миром, а отсечение своего «аппетита» к мирским благам, к мирской славе, к самоутверждению.
Кандидат богословия архимандрит Феогност (Пушков) - для "УНИАН-Религии".
1. См. Священник Георгий Кочетков. Слово к нововоцерковленным перед отправлением в «пустыню» // Православная Община, № 51 (3, 1999).
2. История египетских монахов, гл. VIII – пер. Н.Кульковой. ПСТБИ, 2001, с. 42.