Принято считать, что в монахи уходят не от хорошей жизни. Сколько раз мы сами говорили в сердцах фразу: «Все, ухожу в монастырь!» Но отцы святой Лавры говорят: «Ни желудок, ни сердце, ни другую нужду за стенами монастыря не оставишь. От себя и от проблем не убежишь. Кто приходит не ради Иисуса, а ради хлеба вкуса, тот в монастыре не задержится».
ПУТЬ. Иеродиакон Олег в Лавре уже 4 года. «В миру у меня была хорошая жена, трехкомнатная квартира в Харькове, работа, друзья, — вспоминает монах. — Все было хорошо, но внутри была какая-то пустота. Будто пьешь и не можешь напиться. Отношения с женой стали иными, мы думали расстаться. Когда стал посещать церковь, мы задумались, как восстановить былые отношения и избежать развода. Я задал жене вопрос: «Вернуть можно, но готова ли ты принять мой путь, готова ли ты к изменениям?» Она честно сказала, что не готова. Я искренне молился преподобным отцам Печерским и покровителям семьи, просил их помочь мне понять, куда идти. И в этом споре победили отцы Печерские. Семейные отношения прервались по обоюдному согласию. Я стал чаще ходить на службы в Харьковский монастырь, читал жития святых отцов. Духовный наставник видел мою тягу к монашеству и потихоньку подводил меня к этому. Когда я спрашивал: «Как же я оставлю родителей? Они у меня уже старенькие…» Он отвечал: «Не переживай, если будет на то воля Божья, придет время, и ты сам не поймешь, как окажешься в монастыре». Так и случилось. Перед Великим постом батюшка позвонил мне: «Ну что, хочешь в монастырь?» Я спокойно ответил: «Хочу». Он предложил съездить в Киево-Печерскую лавру. Я и помыслить не мог о Лавре Киевской, даже страшно стало. Но мне дали шанс, и я не мог им не воспользоваться. Позже моя жена со своим вторым мужем повенчалась у нас в Лавре. И я оказал им посильную помощь в организации. Они и дочь свою крестили у нас, стали настоящими христианами».
УХОД В МОНАСТЫРЬ. Когда Олег впервые приехал в Лавру, то взял с собой фотоаппарат. Сделал 10 кадров и спрятал его. «Мне стала неинтересна внешняя красота Лавры, — вспоминает монах. — Заинтересовала внутренняя ее сторона. Я искренне влюбился в Лавру. Когда вернулся вХарьков, почувствовал, что хочу обратно. И снова поехал в Киев. Если прежде я жил в трехкомнатной квартире, то здесь нас было трое в маленькой келье. Чемодан стоял под кроватью, потому что другого места не было. Там даже для книг места не хватало, не то, что для вещей. Мое первое послушание было в Пещерах, представляете? Вот я только с вокзала — и уже среди преподобных отцов! Это незабываемо. В мои обязанности входило смотреть за порядком, чтобы подсвечники были убраны, отвечать на вопросы посетителей». «Да, это не туалеты убирать, — говорю я. «А почему вы считаете, что убирать туалеты — плохое послушание и не благодать? — отвечает монах с улыбкой. — Это самое главное послушание! Хотя я еще много думал. Как-то в беседе с владыкой Павлом спросил его: «Наверное, каждый монах рано или поздно начинает жалеть о том, что вступил на этот путь». А он перекрестился и сказал: «Вот тебе крест — ни одного дня я не пожалел, что стал монахом. И ты не жалей». Через три года Олег совершил иноческий постриг, после чего его благословили маленькой отдельной кельей.
РЕЖИМ И ПРАВИЛА. Литургия в Пещерах начинается в 5:30, поэтому вставать монаху нужно к 4 утра. Большинство же просыпается в 5:30, чтобы к 6:00 попасть на полуночницу — утреннюю молитву. Завтрака нет, обед в 12 часов, ужин после вечерней молитвы — в 20:00 или 21:00. Днем «по немощи» разрешается в келье выпить чай, хотя и не поощряется. Трапеза для монаха — это продолжение богослужения, потому она должна быть в определенном месте. Многие послушники даже в строгий пост, когда ничего нельзя есть, все равно приходят в трапезную и читают молитвы.
А еще каждый инок обязан быть опрятным: голова и борода чисто вымыты, в келье убрано — наместник Лавры в этих вопросах крайне строг, может осерчать за беспорядок, грязь или пыль.
ТАБУ. «Как говорит апостол Павел, «Все мне позволено, но ничто не должно обладать мною», — говорит монах. — Нужно научиться владеть современными гаджетами так, чтобы они не стали обладать нами. Нам не запрещается телефон или интернет, но злоупотреблять ими мало кто решается. Отказаться от алкоголя и табака просто, а вот от сладкого — сложно. Правду говорят, что сладкое любят монахи и дети. Я научился получать удовольствие от квашеной капусты. В пост еда очень скромная — картошка, капуста, некоторые монахи даже не ходят на трапезу. В определенные дни на трапезе разрешается определенное количество вина полусладкого или сухого. А вот мяса — нельзя. Но если уж съел — небеса не разверзнутся. Не ешь сам — не осуждай тех, кто ест. Потому что оскверняет человека не то, что входит в него, а то, что исходит от него — злые слова. Тут нужна мудрость и понимание. Один из отцов рассказывал, как его пригласили перед Великим постом в гости люди и с большой любовью приготовили курицу. «Было бы большим грехом обидеть этих людей отказом, чем вкусить эту курицу», — говорил он. Волосы и бороду тоже стричь нельзя, хотя строгого правила нет. Владыка Павел сразу замечает, если кто-то подстриг бороду, делает замечание. У него дар — все видеть и замечать. Кажется, что он вроде бы в стороне, занят делами, но он все о нас знает, чувствует каждого.
АТАКА БЫТОМ. «Первые дни в Лавре прошли легко. Ты готов для Бога не есть, не спать, отдать все, — вспоминает иеродиакон Олег. — Со временем это чувство немного притупляется. Начинается духовная брань. Дабы мы стали искуснее, Господь некоторым образом отступает от нас, отпускает свои руки и мы падаем. Смотрим, как дети, недоуменно в небо: «Ну как же так? Я же тебе так верил!» Но Папа наш мудрый, знает, что если ребенок не упадет, то не научится ходить. Враг рода человеческого всегда ищет слабину. У кого это интернет, у кого книги, у кого еще что-то. Монаху можно выходить в город, но нежелательно. Святые отцы говорят: келья тебя всему научит… если в ней не будет телевизора. Я стараюсь не выходить, даже если нужно в аптеку — прошу кого-то. Мир рассеивает душу. Это как аквариум: выкинь рыбку из него — и она будет какое-то время барахтаться, но ей будет тяжело, и, скорее всего, она погибнет. После пребывания в миру возвращаешься разбитым».
ВЫХОД В МИР. Когда монах решается проведать родных, батюшки советуют одеваться в мирскую одежду — люди по-разному реагируют на монахов, задают глупые вопросы, сквернословят. Потому Олег вытаскивает из своего забытого чемодана джинсы, рубашку, куртку. «Конечно, у родителей режим сбивается. Первое время она думала, что я тут с голоду умираю, готовила, как на пятерых, — говорит монах. — Как-то я спросил у батюшки: «Вот приду я в гости и буду командовать: это я буду есть, а это нет?» А батюшка говорит: «Ты же не идешь к кому попало в гости? Это же твои самые близкие. Пусть они для тебя немного потрудятся и приготовят не мясо, а рыбу». Мама до сих пор, когда приезжаю, вздыхает: вот у всех семьи, дети, а у меня нет. Но я ей говорю: «Ты же хочешь, чтобы мне было хорошо? Так вот в Лавре мне хорошо». Она вздыхает и соглашается. Ведь монах — это молитвенник за весь род, и у мамы хватило сил и мудрости понять глубину этих слов».
