Почему радость поста превращается в печаль?

Пост – время духовной радости и пост - время траура, слез... Возможно ли это совместить?

«Радостно примем, верные, богодухновенную весть о посте…
Воздержанием приготовим себя к причастию владычнего
на Сионе священнодействия,
слезами предочистим себя
к божественному омовению на вечери Таинства» (1).

«Постился Господь как человек сорок дней,
подавая нам пример к подражанию
и показывая нам меру поста» (2).

«С пламенным усердием встанем,
дабы принять Богом данный дар» (3).

Начинающий интересоваться смыслом и значением поста может столкнуться с парадоксальным противоречием: Одни священники говорят, что пост – это время духовной радости. Другие объясняют пост как время траура, слез; да и сами храмы убираются в чёрный траур, а богослужение совершается на особые «плачевные» мелодии. Возможно ли это совместить между собою?

Действительно, в святоотеческом богословии присутствует такое понятие, как «светлая печаль», «радостная скорбь». Описать эти состояния человеческим языком едва ли возможно. Их можно только прочувствовать, пережить. Это тоска по небу, тоска по вечности. Как выражает суть поста великопостовое богослужение? Ведь именно в богослужении выражено богословие этого священного поста. И вот что мы видит в песнопениях «Триоди Постной» - основного богослужебного сборника на дни от недели мытяря и фарисея до вечера Великой Субботы:

«Адам, пищу вкусив, из рая изгоняется. Моисей же, очистив постом очи души своей, наречен Боговидцем. …Все, желающие быть жителями рая, придёмте, откажемся от бесполезной пищи, …усмирим душевные страсти и отсечем плотское сладострастие, и легко совершим восход к божественной высоте» . «Придите, постимся, очистим тела, отложив и пищу, и страсти».

Здесь подчеркнуто очень важное для поста участие тела. Именно тело (а не душа) названо в Писании «храмом Святаго Духа» (1Кор. 6:19). Покаяние омывает, во-первых, тело, а уже потом через тело и душу. «Потрудимся умертвить молитвами нашими врага, улавливающего нас сладостными воспоминаниями, и кратковременные страсти умертвим, обольщающие невоздержанием наши чувства» (6). «Отложим плотское сладострастие и возрастим дарования душевные» (7). «Плотские похоти умертвим воздержанием» (8). Т.е. не только душевные страсти, но и плотские похоти. Заметим, что славянское слово «похоть» переводит греческое слово «эпифимиа», что на русский язык переводится как «инстинкт». Т.е. речь идет о вполне реальной «борьбе с плотью», с ее желаниями и запросами. «Усердно раскалим печь покаяния и сожжем в ней все сласти телесные» (9).

Ярче всего эта борьба выражена в пятничной стихире на сырной седмице: «Прежде спасительного Креста царствовал грех и нечестием были все объяты. Люди ублажали сладости телесные, и немногие могли пренебрегать плотскими желаниями. Но едва лишь совершилось крестное Таинство, и мучительство демонов было погашено богопознанием, небесная добродетель поселилась на земле, посему и пост почитается» (10). Мы видим, что здесь реально противопоставлены два образа жизни: плотской (нехристианский) и духовный, «небесный на земле» (христианский), символом которого и является пост.

В этом духовном делании важное место занимает молитва и слезы. Тема слез в богослужении Постной Триоди занимает центральное место (наряду с молитвой и погашением плотских желаний). Все остальное выглядит как «дополнение» или «фон» поста. «Дожди слез подай мне, Христе, чтобы слезами отмыл я скверну, пришедшую ко мне через сласти житейские» (11).

«Священную чашу чистительных слез все верные с усердием примем» (12). «Трезвись, душа, бодрствуй и вздыхай. …Горячим покаяниям избегни огня и плачем раздери ризу плачевную страстей твоих, дабы принять тебе одеяние божественное» (13).

Итак, чтобы принятья Божественную радость, необходимо очиститься от всего тленного, влекущего нас долу. Покаянные слезы – это только начала восхода, путь очищения. Следующая степень (когда человек сбрасывает все плотские сласти и страсти) – это созерцание Бога:

«К горе изрядных деяний все постом приступим, отвергнув влекущие нас долу пожелания сластей. И в сумрак священный видений войдя, узрим одну только любезную красу Христа, таинственно обóжаемые восхождением божественным» (14). Здесь богослужение призывает нас взойти к высотам созерцания присутствия Христова в нашем духе. Но мы видим, что это богозрение возможно только тогда, когда мы «стряхнем тину вещественную с очей ума своего» (15).

«Пока же наши очи закрыты материальными благами, а душа жаждет земного, временного и тленного, мы не можем ни Бога зреть, ни жаждать вечной славы» (16). Поэтому во время поста нам надлежит не только духовно от духовных страстей воздерживаться, но и «от всякой вещественной (материальной) страсти отчуждиться» (17).

Иными словами, пост – это отрыв от всего земного, чтобы взойти на небо. Именно поэтому те, кто утверждают, что они «постятся тем, что никого не обижают и не злятся», совершают подмену понятий. Злоба и обиды должны быть чужды нам в любое время года, ибо молитву Господню «Отче наш» мы читаем ежедневно, а значит, ежедневно, прося прощение себе, должны прощать ближнего.

Это к посту, по-сути, не имеет отношения. Хотя пост материальный без прощения ближних так же лишается своей силы. Но пост не сводится к духовной работе. Пост – это преодоление «тяжести вещественных пристрастий» во имя господства духа над плотью.

************
Проблема многих современных «начинающих постников» состоит в том, что им недоступны вышеозначенные чувства. Оттого у них время поста связано не со «светлой печалью покаяния», а с плотской печалью: Они сетуют о тех лишениях, с которыми сопряжен подвиг поста. Хотя богослужение поста нас предупреждает: «Не будем сетовать о приходе вожделенных дней поста» (18).

Тоесть богослужение призывает нас сетовать о грехах, а не о том, что пришло время покаянных слез. А у нас все наоборот. Мне нередко приходится слышать, как наши «православные» сетуют: «Это ж до самой Пасхи ни мяса, ни молока, ни супружеской близости, ни концерта, ни КВНа не видать».

Эта «скорбь по утехам плотским» есть страшная пародия на радостную и светлую скорбь покаяния. Там где есть земная скорбь, нет подлинного покаяния. «Печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2Кор.7:10).

Христианин, чтобы прочувствовать священное радосто-печалие, с готовностью, с радостью расстанется на время поста и с мясом, и с интимной супружеской близостью, и с КВНами, и со светской музыкой – чтобы все это отбросив, погрузиться в созерцание Христа Распятого. Те же, кто не имеют любви к Христу, если и предпринимают внешне подвиг поста, то внутренне сжигаются «мирской печалью». Потому что не способны оставить утехи плоти без сожаления о них.

Чтобы понять, как можно с радостью терпеть все лишения и неудобства житейские, нам позволительно обратиться даже к примерам из душевной жизни, знакомым каждому, кто был влюблен (да к тому же и прекрасно описанным в светской литературе). Когда сталкиваешься с «проделками» влюбленных, то диву-дивишься: И мороз им не мороз, и дождь не дождь, и болезнь не препона, чтобы с температурой в непогоду сбежать на свидание.

В чем же тут тайна? – В силе любви. Она делает все наши «физические страдания» незаметными, даже неощутимыми. И наоборот – влюбленные, которые не смогут увидеть друг друга; услышать голоса друг друга – будут страдать. Но заставьте вы человека, который не влюблен, проделать все эти «выкрутасы»?

Недаром отношения между Богом и человеком сравниваются в Священном Писании в категориях отношения жениха и невесты: «Как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой» (Ис.62:5). И ждет Он от нас, соответственно, «влюбленности невесты». Это именно непорочная, бескорыстная и – по-сути – еще совершенно бесстрастная любовь (т.к. невинны оба).

Чего требует от нас пост? – Жертвы! Жертвуют люди пищей, удобствами, развлечениями, плотской супружеской близостью. А ради чего? – Ради того, что влюблены во Христа и, как птица, хотят воспарить к Нему, оторвавшись от всего тленного и временного. Но такое возможно с легкостью только для тех, кто так любит Христа, жаждет встречи с Ним, что готов отдать ради этой встречи буквально все на свете.

Тому же, кто такой любви не имеет – пост действительно идет в тягость. Пост – это барометр, который показывает нам «погоду» в нашей душе. Если он дается с легкостью и жертвуем мы всем с радостью – мы на верном пути, слава Богу. Если идет трудно – значит, «не спокойно в датском королевстве», и есть что в себе совершенствовать.

Весь год вы, «либеральные христиане», вертитесь, играетесь, развлекаетесь, утешаетесь интимной близостью, мясом, концертами. Неужели вам так трудно всецело посвятить Богу эти 48 дней Великого Поста и 8 дней Пасхи? Почему Христос (который должен быть реально несравненно дороже всего и всех вместе взятых), оказывается вам так «малоинтересен»? – Нередко я выслушиваю от мирских людей, что им необходимо «расслабляться».

Одному для этого нужно выпить стакан водки и закусить салом, другому – утонуть в объятиях жены, третьему – послушать музыку или сходить в театр. Но ведь во всем этом «утешении плоти» нет места Христу. Человек ищет чего-то и кого-то, но не Христа. Тогда как именно Христос должен стать для нас буквально всем (ср. 1Кор. 15: 28).

Именно во Христе верующий человек находит покой среди скорбей, утешение среди печалей; у Христа черпает силы себе обессиливший – в общении с Ним, в радости Его Присутствии. Эта евхаристическая радость прекрасно выражена в молитве свт. Амвросия Медиоланского перед Евхаристией, где священник просит Христа дать ему такую любовь, чтобы «кроме Тебя я не возжелал никакой иной красоты».

В конечном счете сама этимология слова «пост» восходит к понятию «стояние на посту». Т.е. постящийся – это все равно, что в армии солдат, несущий караульную службу. Может ли такое лицо позволить себе во время караула послушать музыку, пригласить жену, созвать друзей, попить пивка с родней и завалиться спать? Что будет такому «часовому» кроме расстрела?

************
Чтобы понять светлую печаль поста, можно представить себя птицей, которая знает о своем призвании летать, даже слышит призыв с небес: «поднимайся и лети, и Я помогу тебе». Но вот сейчас эта птица закована в кандалы; цепи тянут ее долу. Эти узы не безусловны, их можно «разбить». Но чтобы пройти «сквозь кольцо», нужно «исхудать».

И вот птица подвергает себя экзекуции: не ест, не пьет, только ежедневно пытается вырваться из кандалов, ждет того дня, когда они окажутся ей великоваты, и она сможет из них высвободиться и взлететь ввысь. Она могла бы уже отчаяться и «жить как есть». Но вот глас свыше обещал ей, что многими трудами, аскетическим самообузданием, а так же активным сопротивлениям земным инстинктам, она достигнет того состояния, когда кандалы спадут с ее запястий и она сможет воспарить к небесам.

А сейчас она плачет, она осознает свою вину – ведь это она сама увлеклась земными приманками птицеловов, хотя ей и говорили: «Не спускайся не землю, не вкушай того, что предложит тебе птицелов». И вот она сейчас оплакивает свою вину и свою трагедию. Но она имеет надежду на обещанное ей прощение и на свободу. Она верит, что настанет тот день, когда она вырвется из плена и вновь вернется в свой небесный дом, вновь встретится с небесным Отцом. Поэтому сейчас у нее льются слезы, но слезы эти далеки от отчаяния. Это слезы покаяния и надежды…

************
В заключении автор этих строк хотел бы преодолеть одно недоумение, которое часто возникает у читателей моих текстов на пастырские темы: «Этот человек пишет так, словно хочет всех загнать на небо силой. А сам он что, уже свят?». – Нет, отнюдь не свят. Более того, подвержен таким же и душевным, и плотским страстям, каким подвержен каждый нормальный человек. Но самое страшное в духовной жизни – это подмена понятий, неверная оценка факта.

Можно сказать словами преп. Серафима: «Я желал бы ежедневно непрестанно славить Господа моего, не зная ни сна, ни покоя. Но плоть моя не позволяет мне так жить, увы, увы мне, грешному». А можно сказать с надменностью либерала: «Я такой и другим быть просто не желаю». Во всех нас действуют одни и те же инстинкты и с приблизительно одинаковой силой, но относимся мы к ним по-разному: Одни довольны таким положением дел, другие пытаются вырваться из него покаянием и молитвой.

Христиане принадлежат как раз к «недовольным» нынешнем положением дел в нашей природе. Это – не война с материей, а война со страстями, с нашим пристрастием к благам мира сего. Не благи мира – зло. Греховен наш «аппетит» к этим благам. Греховно то, что мы не хотим стать выше, перерасти самих себя.

Если Христос для нас не абстрактное понятие, а реальная Личность, с Которой мы имеем опыт реального общения (а не просто абстрактно верим в то, что Он «где-то там существует»), то нам радостно будет нести подвиг поста. Нет, легко не будет (потому и подвиг), но труд – даже самый тяжкий – когда окрылен смыслом и любовью, предпринимается с радостью.

Если же личного общения со Христом у нас никогда не было, мы просто не можем назвать себя христианами. Ведь быть христианином, это не значит «верить в то, что Христос существует». Нет! Быть христианином, значит всегда опытно входить во Встречу с Ним в молитве и в Евхаристии. Это – опыт, а не отвлеченные понятия.

Священноигумен Феогност (Пушков), кандидат богословия, кавалер ордена проповедников УПЦ им. свт. Димитрия Ростовского - специально для "УНИАН-Религии".

_________

1. Седмица сырная, вторник, вечерня, на стиховне.
2. Седмица сырная, среда, утреня, канон, песнь 1-я.
3. Седмица сырная, среда, утреня, Трипеснец 1-й, песнь 3-я.
4. Неделя суропустная, утреня, стихиры на «хвалитех».
5. Седмица сырная, понедельник, утреня, седален 1-й.
6. Седмица сырная, вторник, утреня, трипеснец 1-й, песнь 8-я.
7. Седмица сырная, вторник, утреня, стихиры на стиховне.
8. Седмица сырная, пятница, утреня, канон, песнь 7-я.
9. Седмица сырная, пятница, утреня, канон, песнь 8-я.
10. Седмица сырная, пятница, утреня, стихира на стиховне.
11. Понедельник 1-й седмицы Поста, вечерня, стихиры на «воззвах».
12. Седмица сырная, пятница, утреня, трипеснец 2-й, песнь 9-я.
13. Вторник 1-й седмицы Поста, утреня, трипеснец 1-й, песнь 2-я.
14. Вторник 1-й седмицы Поста, утреня, трипеснец 2-й, песнь 2-я.
15. Ирмос 1-й канона Пятидесятницы.
16. Григорий Двоеслов. Слово к постящимся.
17. Вторник 1-й седмицы Поста, вечерня, на стиховне.

18. Вторник 1-й седмицы Поста, утреня, трипеснец 1-й, песнь 2-я.
 

УНИАН в Google News