Все знают о том, что существуют архитекторы, проектирующие новые храмы, иконописцы, пишущие иконы, и мастера, которые льют колокола. При этом о людях, составляющих новые молитвы и церковные службы, говорят очень редко. И это не случайно.
Язык эпохи
О новых молитвах и богослужебных последованиях говорят очень редко. Если же речь о них и заходит, то обсуждение бывает похоже на известную сцену булгаковского «Театрального романа»:
«— Леонтий Сергеевич сам сочинил пьесу!
— А зачем? — тревожно спросила Настасья Ивановна.
— Как зачем?.. Гм... гм...
— Разве уж и пьес не стало? — ласково-укоризненно спросила Настасья Ивановна. — Какие хорошие пьесы есть. И сколько их!..
— Леонтий Леонтьевич современную пьесу сочинил!
Тут старушка встревожилась.
— Мы против властей не бунтуем, — сказала она».
И действительно, зачем нужны новые службы, если в приходской практике тексты существующих служб лишь сокращаются. Полуторачасовая литургия и двухчасовое всенощное бдение уже давно стали нормой. Если служить не сокращая, то на работу никто не успеет. Когда в 1912 году в Киевской духовной академии была отслужена «идеальная всенощная» — строго по уставу без пропусков и сокращений, — она продлилась около восьми часов. А тут еще какие-то новые тексты кто-то пишет.
На самом деле здесь все не так просто. Каждая эпоха говорит своим, только ей свойственным языком. И богатейшее наследие Козьмы Майумского, Андрея Критского, Иоанна Дамаскина, блаженной Кассии и других великих церковных песнотворцев не лишает наших современников права составлять новые богослужебные тексты, отражающие не только древнюю традицию, но и видение человека начала XXI века. К тому же в нашей жизни появляются новые реалии, освящение которых требует составления новых текстов. Еще в 50-годы ХХ века святитель Афанасий (Сахаров) составил молитву «О хотящих по воздуху путешествовать», так как гимнографы древности перспективу путешествий на самолете не предусмотрели. Составление новых служб стимулируется и новыми канонизациями. Ведь причисление к лику святых предполагает составление жития, написание иконы и составление службы.
Бытует мнение, что великие гимнографы жили в далеком прошлом, а сегодня возможны лишь эпигонские подражания. Это убеждение не создает благоприятного климата для творчества. Развитие богослужебной поэзии не осознается как литературный процесс. Критиков, размышляющих о том, как должен развиваться этот литературный жанр, в природе не существует. Хотя попытки изменить эту ситуацию предпринимаются. В интернете, например, существует ЖЖ «Уставщик» (http://ustavschik.livejournal.com), где размещено собрание самых разнообразных, в том числе и неопубликованных, богослужебных текстов. А с 2009 года проводятся конференции «Современная православная гимнография», целью которых является объединение создателей, редакторов и исследователей богослужебных текстов.
Архаика или модернизация?
В связи с новыми службами естественно встает вопрос о том, на какой вариант языка должны ориентироваться их составители. В спорах о языке современного богослужения высказывалась мысль, что уже имеющиеся богослужебные тексты следует сохранить в том виде, как они есть, а вот новые можно писать по-русски. Действительно, при создании новой традиции и воспевании современного опыта святости пользоваться современным языком вроде бы естественно. Новые, не переведенные с церковнославянского русские тексты не будут производить впечатления нарочитого упрощения и стилистического снижения, что неизбежно при переводе. Однако более или менее серьезных опытов составления на русском языке новых служб не было.
Как это ни странно, в новосоставленных службах нередко встречаются сложные архаические конструкции, которые активно использовались во времена Кирилла и Мефодия, но впоследствии постепенно вышли из употребления и были заменены на более простые и понятные. Такая архаизация объясняется тем, что среди составителей и редакторов новых служб много филологов, которые студентами слишком хорошо изучили старославянский язык и теперь пытаются вставлять в богослужебные тексты те грамматические конструкции, на которых их когда-то срезали на экзаменах.
Однако большая часть текстов написана на упрощенном варианте церковнославянского языка — так, как писали церковные службы в XVIII-XIX веках. Здесь строго выдержаны грамматические правила, но порядок слов приближен к принятому в русском языке, нет малопонятных архаизмов и почти не используются слова, вызывающие затруднения у нашего современника.
Обобщение или унификация?
Большая часть современных церковных служб посвящена святым, жившим в XX веке, то есть почти нашим современникам. Это позволяет авторам включать в богослужебные тексты отсылки к событиям совсем недавнего прошлого, а то и цитаты из исторических документов. Так, например, в стихирах патриарху Тихону активно используются отрывки из посланий святителя. Приведем лишь один пример: «Взываю к вам, архипастырие и пастырие, — вещал еси святе Тихоне, Патриарше наш. — Сыны мои и дщери во Христе, спешите с проповедию покаяния, противостаньте врагом Церкви силою веры нашея. Зовем вы на страдания вместе с собою словами святаго апостола: Кто ны разлучит от любве Божия». Эта стихира составлена из фрагментов двух патриарших посланий 1918 года — послания об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной («Взываю ко всем вам, архипастыри, пастыри, сыны мои и дщери о Христе: спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению братоубийственных распрей и разрушения, с призывом к миру, тишине, к труду, любви и единению») и патриаршего послания по поводу Брестского мира («Станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей…»).
Службы написаны далеко не всем святым, канонизированным в последние десятилетия. Поэтому до поры до времени им служат по общей минее, то есть используют универсальные службы мученику, исповеднику и т. д. Непригодность этих текстов для прославления святых нового времени очевидна. Ситуация гонений времен первых веков христианства слишком сильно отличается от того, что происходило во времена большевитских преследований. Именно поэтому для мучеников и исповедников XX века были написаны новые общие службы. Если дореволюционная Общая минея содержит службы по чинам святости (преподобному, мученику, Христа ради юродивому и т. д.), которые по необходимости являются максимально общими, то в новых общих службах возможна известная конкретика, привязывающая текст ко времени (первые три четверти XX века) и месту (большевистская Россия).
Авторам новых текстов приходится давать на церковнославянском языке имена тем реалиям, которые в службах, написанных раньше, не встречались. Например, хорошо известно, что помещения закрытых храмов очень часто использовали в качестве клубов. И в церковных службах говорится, что «безумнии богоборцы... храмы Божия в скверныя и позорищная места обратиша». К слову сказать, с необходимостью найти образы для обозначения реалий сталкиваются не только создатели служб, но и иконописцы. На иконе «Собор новомучеников и исповедников Российских» мы видим мучителей, головы которых украшают буденновки, в руках они держат винтовки со штыками и пистолеты.
Произойдет ли настоящее возрождение литургической поэзии, займет ли она свое место среди других жанров словесного творчества? Увеличится ли число ценителей русской гимнографии? Сейчас на этот вопрос нельзя ответить. Но можно вспомнить, что еще в середине XIX века на иконописцев смотрели как на ремесленников-эпигонов, а уже в XX веке стало можно говорить о заметном развитии языка иконы. Хотелось бы, чтобы XXI век стал веком нового открытия православной гимнографии.
Александр КРАВЕЦКИЙ
